Задержание
Мы осматривали ворота Нергал, когда услышали, чей-то окрик сзади. Из-за высокого бетонного забора с обратной стороны показался голова солдата, он пытался вскарабкаться выше, и при этом, видимо, ругал нас.
- А́ани Ира́аки, - прокричал ему Ассир и добавил, показывая на меня – «сади́ики мин Беларусиа» (друг из Беларуси). Он злится на нас, нужно подойти к нему.
К этому времени, я уже сделал достаточно фотографий и подумал: «Может быть, так будет даже лучше, пусть проверят документы, и я попрошу, чтобы они открыли замок и пустили осмотреть ворота». Я протянул солдату через забор дорожную грамоту и паспорт, появился его начальник и другие офицеры. Оказалось, что за высоким бетонным забором находился полицейский участок.
Паспорт мне не возвращались, хотя прошло минут десять, наверное, его отнесли показать другому начальнику. У тропинки, которую я до этого посчитал безлюдной, появился солдат и велел пройти за ним.
- Покажи свои фотографии, - попросил Ассир.
Я достал фотографии и вручил их начальнику вместе с дорожной грамотой. Но паспорт так и не получил, вместо этого нас оставили ждать в комнате. Вокруг собралась толпа любопытных солдат.
- Тфазза́ль истари́их, - (присаживайся), мин уэ́йн? (откуда)
- Беларуссиа (Беларусь), - отвечал я.
- Ру́ссиа (Россия), - удивлялись они и, не дождавшись ответа, наперебой продолжали расспросы: как зовут, какими судьбами оказался в Мосуле и прочее. Один из них угостил чаем, другой принес бутылку воды. Все улыбались и рассматривали меня с каким-то восторгом. Минут через десять нас позвали в кабинет к начальнику, где я, с помощью Нассера, снова показал фотографии и дорожную грамоту, а также объяснил, что я - турист.
- Курдистан? – спросил у меня начальник, показывав въездную печать Курдистана в паспорте.
- Лааа, - ответил я, Туркия – Ибрахим Кхалил, Захо – Мосул (Нет, Турция – КПП Ибрагим Халил – Захо – Мосул).
- Захо - Курдистан! - подтвердил начальник. Он достал бумагу и, подложив под нее несколько копирок, стал писать. Дописав до половины, он остановился, почесал голову в размышлениях, скомкал свое произведение и выбросил в урну. Затем достал новые листы, и, подложив под них копирки, принялся снова писать. «Вот он, порыв творчества! Пишет как Гоголь: уничтожает и переписывает», – с улыбкой подумал я. В итоге у него получилось сочинение на несколько листов, окончание которого он заверил собственным отпечатком пальца и печатью, затем упаковал мой паспорт в непрозрачный желтый конверт и принялся писать инструкцию для подчиненных. Стало понятно, что никто не собирался меня отпускать.
- Сейчас нас отвезут в главный полицейский участок, - успокоил меня Ассир.
Собственно говоря, я и не беспокоился, предполагая, что события будут развиваться по следующему сценарию: начальник этого полицейского участка не захотел взять на себя ответственность и передал меня более умному начальнику в главное управление. Оставалось надеяться, что тот разберется и отпустит меня.
Отдавая честь, мой конвоир, слегка приподнял ногу и резко её опустил, притопнув каблуком об пол, а затем вытянулся по струнке. Видимо, здесь так было принято, поэтому прежде, чем покинуть кабинет, я тоже повернулся к начальнику, приподнял правую ногу, и на манер его подчиненного как можно громче ей притопнул. Стоявшие рядом офицеры не смогли сдержать хохот и одобрение, заулыбался даже тот самый грозный начальник, который завел на меня дело. Я почувствовал, что мне немного удалось расположить к себе этих людей в форме, а ведь сохранить их дружелюбное отношение являлось залогом успеха.
Меня деликатно попросили пройти в машину, вообще охрана постоянно проявляла свое, я бы даже сказал, чрезмерное любопытство к моей персоне. Буквально каждый старался заговорить, познакомиться, пожать руку и сказать несколько слов. Никто из них не знал английского, поэтому обращались ко мне на арабском, Ассир помогал с переводом.
Во время поездки на полицейском джипе, я смог увидеть Мосул глазами блюстителей закона: на огромной скорости мы проезжали мимо блокпостов, машину резко кидало вправо-влево, потому что водитель управлял ею в такт музыки, которая играла на полную громкость, а также сигналя и обгоняя нерадивых и излишне медленных водителей. Моим охранникам было очень весело от того, что они везли в машине иностранца, и, разумеется, все эти чудачества были исключительно для меня.
Главный полицейский участок располагался рядом с Музеем Памятников Древности и Наследия Ниневии, но правильнее сказать, что это был не просто участок, а целый полицейский квартал: высокие бетонные заборы, блоки «ёлочкой» поперек дороги, блокирующий джип на въезде, и множество постовых с автоматом. Но когда мы вышли из машины, я обнаружил, что нахожусь в центре такого вполне себе мирного поселка, если не сказать, целого города: насколько далеко было видно вокруг, я не видел никакой колючей проволоки и блокпостов, лишь жилые дома с аккуратненькими заборчиками. Очевидно, здесь вместе с семьями жили и работали полицейские.
На входе в особняк нас обыскали, а в холле предложили чай, но мы не успели его выпить, так как нас позвали в кабинет.
Передо мной сидел очередной «женераль», видно было, что его подчиненные, вытянувшиеся по струнке, очень даже готовы выслуживаться перед ним. Он опять задал те же вопросы: «кто» и «откуда», и получил на них те же ответы, что и предыдущий начальник. С переводом помогал Ассир, так как я и двух слов не мог связать на арабком. Зато я вспомнил, что в любом разговорнике есть раздел, посвященный диалогу с полицией. В разговорнике по иракскому арабскому господина Алкалеси я нашел раздел «в полицейском участке», состоявший всего из пяти основных фраз, вокруг которых строился диалог, а именно: «где находится полицейский участок?», «говорит ли кто-нибудь по-английски?» - их задавать было уже поздно, и последние три: «мой сын (дочь, жена, муж) потерялся, вот его фотография, у него голубые глаза и светлые волосы, он высокий (низкий), ему десять лет», «я хочу позвонить в посольство Германии» и «спасибо за помощь». Как с помощью разговорника просить помощи обладателю карих глаз и темных волос оставалось неизвестно. Важные фраз, которые есть в любом уважающем себя разговорнике: «в чем меня обвиняют?» или «за что я задержан?», «я турист и не сделал ничего противозаконного», отсутствовали. Тогда мне во второй раз захотелось спалить к чертям эту бестолковую книгу. Этак книга была написана в 2004 году, когда, между прочим, вовсю шла иракская война, тогда, наверное, иракская полиция никогда не арестовывала иностранцев, лишь только пропадали сыновья, дочери, жены и мужья, причем исключительно немецкого подданства. На всякий случай я воспользовался фразой: «я хочу позвонить в посольство России» (Ariid attasil bis-safaara il-Russya). Женераль сказал, что всё в порядке и нужно лишь проверить документы.
Я провел в кабинете около получаса, видя, как он под копирку пишет протокол. Как и предыдущий офицер, в какой-то момент произведение было скомкано, порвано и отправлено в урну, так что ему пришлось снова переписывать. К этому времени для меня завели отдельную папку, которая уже содержала страниц двадцать. Мои документы вернулись к конвойному, мы сели в машину и поехали обратно в участок рядом с воротами Нергал. Ознакомившись с моим делом, первый женераль сказал, что паспорт нужно проверить, поэтому сейчас он его забирает, и просит зайти к нему на следующий день в 8 утра. С помощью Ассира я еще раз переспросил, насколько опасна для меня сложившаяся ситуация, и нужно ли уведомить в посольство, еще раз продублировав вопрос жестами и словами: «баасборт окей? Виза окей? (паспорт и виза в порядке) Женераль подтвердил, что волноваться не о чем: «Окей, окей, ноу проблем (все хорошо, нет проблем)».
Когда уже окончательно стемнело, нас отпустили из полицейского участка, пришлось идти по неосвещенному переулку, хорошо, что дорога была совсем рядом. Мимо проезжало такси, и остановив его, мы как раз собирались сесть в машину, когда услышали окрик. Нас заметил солдат, который дежурил на посту у соседнего перекрестка, он приказывал подойти и показать документы.
Мой друг объяснил, что нас только что отпустили из полицейского управления напротив и показал свою идентификационную карточку, сегодня он часто её показывал (она напоминает водительское удостоверение и иракцам заменяет паспорт). Солдат не был удовлетворен ответом, что мой паспорт остался в полицейском участке, поэтому связался с кем-то по рации и мы стали ждать ответ, тем временем к нам подошел другой солдат с автоматом. Таксист, до тех пор ожидавший нас, махнул рукой и уехал. Полицейские вели себя корректно, но очень настороженно, до тех пор, пока не получили разрешение пропустить нас. После этого они сразу заулыбались, и сняв пальцы с курков автоматов, на прощание стали пожимать мне руку, не преминув узнать откуда я и как меня зовут, а в довесок поинтересовались: «Тхибб Ираак? (нравится Ирак?). Сложно было однозначно ответить на этот вопрос, потому что, откровенно говоря, у меня уже не оставалось сил видеть людей в касках, бронежилетах, с оружием в руках, мне просто хотелось отдыха, поэтому я просто ответил: «Хва́йа» (очень) и уехал на первом же такси.
Через пятнадцать минут я был в гостиниц, где меня встретили студенты. С огромным любопытством они бросились расспрашивать меня о сегодняшних впечатлениях. Я попросил моего спутника не рассказывать о проблемах с полицией, ведь если о них узнает хозяин, то, опасаясь за то, что у него могут возникнуть проблемы с полицией, меня попросту выселят. Но я опоздал – студенты оживленно беседовали с Ассиром. Как всегда, мы подняли такой шум, что сам хозяин гостиницы пришел узнать, в чем дело. Впрочем, он только попросил меня оплатить эту ночь в гостинице, и, получив 10 000 динаров ($8.30), выдал мне ключи от двухместного номера, где я был единственным постояльцем. Насколько я понял, в прошлую ночь все номера были заняты, так что для меня тогда не нашлось места, и принесли дополнительный матрас. Но денег за ту ночь с меня не взяли: то ли кто-то из студентов заплатил, то ли менеджер гостиницы закрыл глаза на присутствие гостя-иностранца.
На шум студентов в комнату зашел молодой парень, которого звали Зейд. Я раньше его не видел, и поскольку он лучше других говорил по-английски, то вместе с Ассиром я пригласил их в свою комнату, где я дал следующие инструкции: «Если я завтра меня задержат, арестуют или по каким-либо другим причинам я не вернусь с вами в гостиницу, я хочу, чтобы вы позвонили в Посольство Беларуси в Багдаде и сообщили им о моем задержании». С этими словами я передал Ассиру ксерокопию моего паспорта и иракской визы, и подробно объяснил, какие данные на моей визе или паспорте могут у него спросить. Также я оставил ему телефоны своих родителей, и телефон посольства Беларуси, взятый с интернета, к сожалению, он оказался нерабочим. На этом мой тяжелый день был закончен и я попросил Зейд, который значительно лучше понимал по-английски, поблагодарить Ассира за то, что тот показывал мне город и сопровождал в полицейском участке.
- Ассир говорит, что ты должен дать ему $10, - перевел Зейд.
- Если у него вымогали деньги полицейские или он лично потратил какую-то сумму денег на меня, то я готов оплатить расходы, - сказал я, вспомнив, что Ассир покупал мне сладости, и не давал платить за них, объясняя, что я – его гость. – Но если он хочет, чтобы я заплатил за то, что он показывал мне город, то я не буду этого делать, так как он предложил свои услуги бесплатно.
- Нет, ты должен дать ему $10, потому что завтра он пойдет с тобой в полицию, ему придется отпроситься с работы, поэтому за этот день ему не заплатят.
Задав несколько вопросов, я выяснил, что Ассир вовсе не работает в отеле, а просто помогает как наемный работник. Мы согласились на том, что если вернемся в отель к 11, когда начинается его смена, то я не буду платить, если же позже, то заплачу обещанную сумму.
Несколько слов я хотел сказать об Ассире: смуглый парень 26 лет, карие глаза, черные волосы и короткая прическа. Весь день со мной он проходил в шлепанцах на босу ногу и в одной тонкой спортивной куртке, под которой была лишь майка, объяснив, что ему не было холодно, хотя от такой одежды сами иракцы приходили в ужас, правая его рука была по локоть ампутирована. Я попросил у него разрешения узнать, произошло ли это из-за войны.
- Это был несчастный случай, он работал за станком и случайно поранил руку, так что позже её пришлось ампутировать, - перевел Зейд, - несмотря на то, что он работал в крупной фирме, ему не выплатили компенсацию, и даже сейчас по решению суда он получает так мало, что вынужден работать вольнонаемным работником без фиксированной зарплаты, чтобы прокормить себя.
В это время в отеле выключили свет. Ассир забрал ксерокопии и ушел, а я остался с Зейдом. Менеджер отеля принес нам две кружки чая и лепешки, за этот скромный ужин я заплатил 1000 динаров, а также мы получили электрический фонарик. Я достал купленную днём халву и фрукты, угостив ими своего гостя. Зейд рассказал, что приехал из Багдада, чтобы получить деньги с виновника ДТП, который ударил его машину. Но тот медлил с оплатой, и ему приходилось жить в отеле несколько дней, прежде, чем он получит деньги и вернется домой.
- Если ты едешь в Багдад на машине, можешь ли ты отвезти меня в Самарру? Или хотя бы в Хатру, которая находится по пути?
- Конечно, могу, - ответил Зейд, - если ты полностью оплатишь дорогу на бензин.
Стоит отметить, что цена улучшенного бензина в Ираке составляла 800 IQD ($0,65 на декабрь 2012), можно легко подсчитать, что до самого Багдада при расстоянии в 400 км общие расходы бы составили около $25 при расходе 10 л/100 км, поэтому я согласился. Но Зейд оказался хитрее, и запросил $50, хотя билет на автобус стоил $30. Сообразив, что завысил ценник, он сказал, что добавил сюда услуги персонального водителя.
- Вообще, если ты хочешь, - я могу свозить тебя и в Нимруд, и Хатру, и Самарру, если ты будешь мне платить $100 в день, - добавил он.
- Ты же не туристический гид, зачем ты мне предлагаешь цены, как в турагентстве? – переспросил я обиженно.
- Я буду твоим переводчиком и буду тебя сопровождать. Тебе сложно будет договариваться с людьми, не зная языка.
Этот молодой человек явно путал меня с богатым туристом, о чем я ему и сказал. Не предложив взамен ничего дельного, он допил чай с халвой и ушел. А я поставил мобильный на зарядку, надеясь, что электричество появится ночью, и лег спать, укрывшись двумя тяжелыми пледами.
Арест
Рано утром меня разбудил будильник, и я стал собираться в полицейский участок. При этом, заранее готовясь к худшему сценарию, мне вспомнилась история с российскими байкерами, которых освободили лишь благодаря тому, что они спрятали телефон и отослали через него смс со своим местонахождением в посольство. Поэтому я заранее переставил московскую симку в маленький телефон, который можно было легко спрятать на теле, а также заранее собрал свои вещи и разделил деньги: одну половину взял с собой, а другую спрятал в рюкзаке.
В приемной гостиницы на полу и диванах вокруг обогревателя спали работники, среди них был и Ассир. Если я правильно понял, они подрабатывали здесь бесплатно, а гостиница за это предоставляла им ночлег. Взяв такси, мы ровно к восьми часам утра без приключений добрались до полицейского участка.
Было прохладно, так что шапка и перчатки оказались очень кстати. На колючей проволоке вдоль блокпоста появился иней, солдат в будке пил чай, в то время как его напарник с автоматом отвечал на вопросы пришедших людей. Мы были не единственными в очереди, каждый чего-то ждал и подходил, чтобы задать вопросы. Не скажу, что появление иностранца, то есть меня, в толпе сильно изменило настроение людей, но иногда Ассиру задавали вопросы, вроде: «А что у вас за проблема?» Он рассказывал мою историю, и постепенно вокруг нас собирались любопытные люди. Они с пониманием и сочувствием меня разглядывали, интересуясь, как меня зовут, и откуда я.
К половине девятого нас пропустили через КПП, предварительно забрав мой мобильный телефон и фотоаппарат. Я отдал свой основной телефон, спрятав в голенище маленький аппарат. Начальник полиции, взяв мое дело и паспорт, пригласил нас в машину, в которой уже сидели трое конвоиров. Машина была американским пикапом Тойота, кузов которого был дополнительно прикрыт бронированными пластинами, в кузове был установлен пулемет, за которым стоял солдат. Салон машины был не таким большим, как могло показаться снаружи: первый ряд - место для водителя и два для пассажиров, сзади было три места, хотя фактически помещалось четыре человека. По бокам должны были сидеть наши охранники, так что мы оказались в середине.
Когда я садился в машину, то обнаружил что в проходе лежал пулемет, такой же, какой был установлен на крыше. Оружие было повернуто к нам патронником, из которого свисала зеленая лента, напоминающая брезентовую ткань, с патронами, пули медного цвета и гильзы латунного. Патроны такой формы и калибра используются для российских автоматов Калашникова, но какой именно это был пулемет, я сказать не могу. Я показал на подошву ботинок и похлопал по ней, а затем – на ленту из патронов, объясняя, что для того, чтобы сесть в машину, мне придется поставить на них ноги. Подчиненный махнул рукой, мол, ничего страшного, но я отказался садиться, и им пришлось скрутить патроны в рулон, хотя они все также лежали прямо подо мной.
На машине мы приехали в Верховный Суд города Мосул, большое двухэтажное здание, обнесенное колючей проволокой, в саду которого, несмотря на надвигающиеся морозы, было довольно много зелени и росли пальмы. По лестнице вверх и вниз бегали полицейские: кто-то вел заключенного в наручниках, тот о чем-то шутил со своим конвоиром, другой переносил документы, люди, собравшиеся в кружок вокруг офицера, громко спорили и обжаловали решение прямо здесь. В первый кабинет пригласили только Ассира, назвав его «мутарджим» (переводчик). Он объяснил, что это ошибка, и что он - всего лишь менеджер отеля. Стоя за дверью, я слышал его громкий голос, возможно, они спрашивали его, не террорист ли я и еще раз просили подтвердить, какие места мы посетили и что сфотографировали. Но так как он видел, что меня интересовали исключительно археологические достопримечательности, думаю, он так им и объяснял, а они его переспрашивали, потому что одни и те же фразы он повторял по несколько раз, начиная со слов «лаа» (с интонацией: «ну, нет же!»). Он вышел из кабинета через десять минут, вид у него был спокойный.
- Шло́онак? (как дела), - спросил я у него, чтобы подбодрить.
- Иль-ха́мду лиллах (Слава Богу), - ответил он и улыбнулся.
Меня иногда поражало его спокойствие: после допроса у него еще оставались силы улыбаться, не говоря уже о том, что в эту историю он попал исключительно из-за меня. К слову, он ни разу ни на что не пожаловался и всегда вел себя очень сдержанно, может быть, это и есть арабское спокойствие? А, может быть, этому научила война?
Меня в кабинет не пригласили, сказав подождать на лавочке. Время тянулось очень долго. В зале постоянно происходили движения: один улыбался, получив заветный документ, другой обнимал вызволенного друга, третий закатывал такой скандал, что полицейским едва не пришлось надеть на него наручники. Рядом со мной, переминаясь с ноги на ногу стояли два моих конвоира, не зная, куда спрятать от скуки свой автомат, они то ставили его на землю, опираясь на него как на трость, то надевали за спину, то начинали играть с флажковым предохранителем. При переходе из положения «предохранение» в «огонь» раздавался характерный щелчок, и это забавляло моих охранников. Третий конвоир следил за Ассиром и не отходил от него ни на шаг, так что когда последнему захотелось в туалет, то охранник сопровождал его даже туда.
Через два часа ожидания я надел шапку и перчатки – в здании не было отопления, и становилось ощутимо холодно, так что не зря я к тому же надел двое носков. Мой друг подошел ко мне и сказал, что здесь работает человек, который говорит по-английски, и меня поведут разговаривать с ним. Примерно к четырем часам вечера, когда зал почти опустел, я прошел в комнату, где меня ждала женщина в исламской чадре, напомню, что эта одежда не закрывает лицо, но лишь закрывает волосы и руки до кистей. Она приветствовала меня, извинившись за плохой английский. На самом деле она говорила хотя и медленно, но очень правильно, мне показалось, что она знала иностранный язык лучше, чем представляла мне.
Суть беседы заключался в том, что мне нужно было подробно рассказать о своем путешествии, начиная с того момента, когда я въехал в Ирак. Мой рассказ заключался в том, что до Мосула я доехал на машине, затем, выйдя на кольцевой, поймал такси, водитель которого привез меня в отель. Девушка остановила меня и стала подробно спрашивать, был ли я в курдских городах Захо, Дахук, Эрбиль. Я ответил, что был проездом в Захо, где переходил границу и подтвердил, что прибыл в Мосул уже вечером, затем передал ей телефон таксиста, в машину которого я сел на объездной. Все это было указано в протоколе. Продолжая свою историю, я рассказал о том, как приехал в отель «Ниневию», который оказался очень дорогим.
- 150 долларов за ночь, - засмеялась девушка. - Обычная цена за номер около 100 000 динаров ($80), наверное, Вам назвали такую цену, поскольку Вы - иностранец.
Я также сообщил, что таксист привез меня в небольшую гостиницу, где я и остался.
- Апраг иль Мосул? – переспросила она и поморщилась, - там ведь как-то грязновато. Когда все закончится, лучше поезжайте в другой отель.
Поняв, что она находится на моей стороне, я почувствовал облегчение, и мой допрос превратился по большей части в беседу двух приятелей. В конце я показал фотографии Ворот Нергал, за которые меня арестовали полицейские.
- Вы фотографировали полицейских и военные объекты?
- Нет, только сами ворота, - ответил.
Девушка с любопытством посмотрела снимки, но военных объектов на них не обнаружила, и это было занесено в протокол.
- Конечно, Ваш арест, это большое недоразумение. Просто в Мосул никто не приезжает, чтобы посмотреть достопримечательности. Это Вам еще повезло, что я разговариваю на английском и работаю сегодня, а так никто бы даже и не пытался Вам помочь.
Протокол был подписан и заверен отпечатком её и моего больших пальцев.
- Если можно, - попросил я ее напоследок, - когда все закончится, попросите судью написать бумагу, что мой паспорт и виза в порядке, чтобы если меня еще раз задержат, то я мог бы показать этот документ.
- Я не могу попросить об этом напрямую, но ты можешь обратиться ко мне с просьбой при судье, а я переведу ему.
Так мы и договорились. Выйдя из кабинета, мы вытерли пальцы о квадратный кусок поролона рядом с дверью, разукрашенный в фиолетовый цвет, а затем поднялись на второй этаж. Начальник моей охраны постучал в кабинет, и, войдя в него, вытянулся как при команде «смирно», также же поступили и все сопровождающие меня люди. Это был небольшой кабинет с сейфом и столом из резного дерева у окна. От двери к столу вела длинная зеленая ковровая дорожка, расстояние было продумано для достижения психологического эффекта - чтобы просящий, то есть входящий в этот кабинет, пока бы шел по ней, хорошо осознал свое положение, еще запомнился иракский флаг и фотография президента, несколько стульев по бокам и больше, пожалуй, ничего примечательного. Переводчик заняла место справа от стола, мои конвоиры расположились по бокам, а я стоял в пяти шагах от стола на той самой зеленой дорожке. Здесь уже мне не предлагали ни присесть, ни подойти ближе. До того все добродушно улыбались, а сейчас лишь безразлично смотрели на меня, моя судьба была в руках у человека напротив, и, кажется, мои конвоиры готовы выполнить любой его приказ. Почему-то такая обстановка напомнила мне обстановку комнаты в теперешнем музее Петропавловской крепости, где приговаривали декабристов. Никаких тебе «присаживайтесь» и «не хотите ли чаю», только приговор и его исполнение. Судья заговорил со мной на арабском, и девушка начала переводить:
- Вы находитесь перед судьей города Мосул. Отвечайте на заданные Вам вопросы предельно точно и ясно.
Судья посмотрел на мой паспорт.
- Вы получали визу в Москве?
- Да, - ответил я и вспомнил о том, что после консульского сбора посольский работник выдал мне бумагу с гербовой иракской печатью, где было написано о том, что я уплатил консульский сбор, - у меня есть документ, подтверждающий это, - добавил я.
Через переводчика я передал ему эту бумагу. Судья закивал. Подлинность моей визы не вызывала у него сомнений, потому что он почти сразу вернул мне эту бумагу.
- Вы въехали через Курдистан? Посещали ли Вы города Курдистана?
- Нет, - ответил я, - я въехал через КПП Ибрагим Халил и сразу отправился в Мосул.
Судья посмотрел на мой паспорт и стал читать въездную печать.
- Когда именно вы въехали в Курдистан? Четвертого или первого числа?
- Я въехал четвертого числа. Эту дату легко проверить. Четвертое число указано на турецком штампе, который ставят при выезде. Соответственно, я не мог приехать в Ирак ни в какой другой день. Границу можно пересечь только на машине, соответственно, разночтений быть не может. Я въехал в Ирак четвертого числа.
Судья открыл другую страницу и изучил турецкие штампы.
- Я считаю, что число, указанное на вашей иракской визе, плохо читается. Я попрошу своих коллег из Курдистана проверить информацию о Вашем въезде, - сказал судья и встав, дал понять, что аудиенция окончена.
Взглянув на переводчика, я попросил разрешения обратиться.
- Прошу прощения, могу я попросить Вас, когда все выясниться и меня отпустят, выдать мне какую-нибудь бумагу о том, что моя виза и паспорт в порядке?
Девушка перевела мою просьбу и ответила, что судья не может дать такую бумагу от своего имени, но попросит об этом своих курдских коллег. «Причем здесь курдские коллеги», - подумал я, но на всякий случай попросил, чтобы мне написали эту просьбу на бумаге, тогда я бы мог показать её ответственному чиновнику и получить от него необходимые документы.
Судья собрался уходить, переводчица улыбнулась, оживились и те, кто был рядом со мной. Я вернулся в коридор, и ожидавшие за дверью конвоиры и Ассир стали наперебой спрашивать все ли в порядке. «Зейн, зейн» (хорошо, хорошо), - ответил я. Вокруг все улыбались, значит, вопрос для меня решился удачно.
«Мы возвращаемся в полицейский участок», - перевел Ассир и показал на часы. Было около пяти вечера, так что целый день мы провели в суде. Во рту за это время у меня, как говорят, не было и маковой росинки, голод также о себе напоминал, ведь перед выходом из гостиницы мы так спешили, что не успели позавтракать. Осознание того, что мой вопрос решился положительно, вернуло мне силы и бодрость духа. Я смотрел на заходящее солнце и думал, разрешат ли мне полицейские, если их очень попросить, снова посмотреть Ворота Нергал, где до этого я был арестован. «Может быть, мне бы разрешили сделать несколько отличных фотографий и открыли бы для меня ворота? А об этом маленьком приключении с полицией будет потом кому рассказать за чашкой чая. В конце концов, я рад, что все хорошо закончилось», - подумал я.
Нас привезли в полицейский участок, где попросили подождать в комнате. Ассира ушел к начальнику, и они о чем-то беседовали. Когда он вернулся, то сказал, что мне нужно ехать в Курдистан.
- Почему? – спросил я, допивая чай с сахаром, предложенный мне конвоиром, - у меня же виза и паспорт в порядке?
- Не знаю, они так сказали. А мне сказали ехать в гостиницу, так что я тебя здесь оставлю.
Меня как будто ошпарили кипятком, и, несмотря на спокойствие собеседника, эта новость сразу показалась мне нехорошей. Меня наполнили тревожные мысли: «Черт возьми, здесь явно был какой-то подвох. Пока он был рядом, у меня была уверенность, что все идёт как надо. В крайнем случае, со мной не случится ничего дурного, так как он является моим свидетелем, и знает, где я нахожусь. А если он теперь уйдет, и меня увезут куда-нибудь, где никто не найдет?» Но я не подал вида, что мне было страшно. Вместо этого я обнял его и сказал:
- Помни, у тебя есть ксерокопия моего паспорта и визы, если я не вернусь через три дня, звони в посольство, звони моим родителям, звони моему другу.
- Я сделаю всё, что смогу, - заверил меня Ассир.
Я передал ему 10 000 динаров, обещанные деньги за потраченный на меня день, в который он остался без работы, и на такси до гостиницы.
Меня повели в соседнее здание во внутреннем дворике, я был там раньше и определил его как офисное, среди кабинетов я заметил лишь одну странную комнату с засовами, но она больше походила на склад с вооружением, поэтому страх, что меня сейчас уволокут в какую-нибудь тюрьму, прошел. Мы зашли в первый кабинет, в котором дежуривший офицер смотрел телевизор. Увидев меня, он улыбнулся, спросил, как зовут и откуда я. Его звали Ассам. Затем, показав на металлическую пряжку на ремне, попросил его снять. «Ну, мало ли какие бывают порядки, может быть, в эту комнату нельзя проносить металлические предметы», - подумал я, заметив, что у него тоже не было ремня. Я оставил его на вешалке, где висела куча разных ремней.
Офицер предложил мне чай, я отказался, сказав, что хочу пить. Тогда он достал бутылку холодной воды из холодильника и подал мне, я с наслаждением выпил её залпом. Начались стандартные расспросы, как я здесь оказался, что я делаю. Беседа проходила очень дружелюбно, я развалился на диване, отдыхая за день, пил воду, и рассказывал жестами, что произошло. А в конце показал фотографии, за которые меня арестовали: «ноу солдиерс», - сказал я, он понимающе кивнул. Я показал на фотографии, и сказал что «из-за них я здесь», показав скрещенные руки, имея ввиду, что меня арестовали. Офицер зацокал, выражая, видимо, свое сожаление по поводу произошедшего недоразумения. Я попросил разрешения сфотографироваться, и мы сделали несколько снимков вместе.
Затем он показал, что возьмет мой фотоаппарат и мобильный телефон, положит их в свой ящик и закроет его на ключ. Я вполне на это согласился. В это время в комнату зашел его подчиненный, увидев меня, он прямо засиял от радости, стал весело расспрашивать о том, откуда я и как сюда попал. Немного устав от однотипных диалогов, я лишь ответил, что из Беларуси. Парень обрадовался, оставил свой емейл и телефон, после этого мы втроем вышли из комнаты. Оказалось, он был моим вторым конвоиром, мы ждали его, потому что по правилам одно заключенного должны сопровождать минимум двое.
Мой конвоир Ассам. Совместная фотография перед заключением.
Взятие под стражу
Мы подошли к двери в комнату, которая показалась мне складом оружия. На двери были установлены два ряда наружных засовов, и внутренний засов, который открывался, если вращать ручку в центре по часовой стрелке. И теперь, стоя у этой двери, я увидел, как конвоир с помощником стали открывать её, сдвигая засовы. «А не может быть так, что я ошибся, и это помещение – тюрьма? А дверь – вход в камеру?» – вдруг промелькнуло у меня в голове. Засовы со скрипом отодвинулись, и офицер стал поворачивать ручку в центе. Через несколько секунд дверь распахнулась, она оказалась бронированной и довольно толстой. Мне велели пройти вперед. Заглянув внутрь, и увидел простую квадратную комнату с белой штукатуркой без мебели. В ряд на полу лежали пледы, на которых сидели и спали люди. «Тюрьма! Это тюрьма!» - закричал мой внутренний голос, сердце бешено заколотилось. Я на мгновение обомлел и остановился как вкопанный, со страхом посмотрев на офицера, с которым еще несколько минут назад так весело фотографировался.
- Леиш, леиш? (почему, за что), – переспрашивал я, так и не сдвинувшись на месте, прекрасно понимая, что мой шаг за эту дверь это шаг в тюремную камеру, - … Продолжение »